Невыдуманная история

20 лет она носила цветы на братскую могилу, где вместе с погибшими воинами-освободителями покоилась её младшенькая доченька. Проливала горькие слёзы, виня войну в смерти своей двухлетней кровинушки, вспоминала завитки её белокурых волос и глаза голубые, как чистое летнее небо, первые неуверенные шаги, не всегда понятные слова, тепло маленькой ручки в своей руке… и тот страшный день, когда разорвавшийся снаряд унёс её жизнь. 20 лет в церкви ставила свечки и заказывала заупокойную службу в дни поминовения. Бывало, что специально к какому-либо празднику пекла печенье и раздавала его детям в детдоме, где работала уборщицей. И вдруг узнала, что дочь жива…
Эту реально произошедшую историю нам поведала Елена Тимофеевна Пинчук, ветеран педагогического труда, свидетель военных событий на Лоевщине.
— Это был октябрь 1963 года. В то время я работала пионервожатой в школе. Вот однажды открывается в учительскую дверь, и на пороге появляется наша уборщица Ольга. С первого взгляда было видно, что она чем-то очень взволнована, растеряна.
— Иван Григорьевич, помогите, — чуть ли не со слезами на глазах обратилась она к Ермакову. — Не знаю, что и думать.
Оказывается дочь Маня, работавшая в Гомеле, прислала ей статью из газеты о судьбе девочки, уроженке Лоевщины. Там говорилось о том, что во время освободительных боёв за Лоев солдат нашёл плачущего ребёнка и передал в детский дом. Девочка всё время повторяла одно и то же имя «Маня». Это имя и записали девчушке в метрики. А вот фамилию придумали светлую и чистую, отражающую синь её глазёнок, — Василькова. Со временем Марию Василькову удочерили, и она покинула Лоевщину и Беларусь вообще, переехав с новой семьёй куда-то в Среднюю Азию. Был и фотоснимок светловолосой с завитками девчушки. Женщина утверждала, что М. Василькова как две капли воды похожа на двоюродного брата.
— Её ж похоронили. Лидочку мою, — расплакалась женщина. — Разве может такое быть? А если это она?
Ответов на вопросы не было. В войну могло случиться что угодно. Но в глазах женщины уже затеплилась надежда.
— Вы сначала успокойтесь, соберитесь, — скрывая собственное волнение, сказал И.Г. Ермаков, он ведь судьбу каждого человека воспринимал близко к сердцу. — Бывают в мире очень похожие люди, и нельзя, пользуясь только предположениями, тревожить человека. Вспомните, может, какая-то особенная примета была у вашей дочки. Что-то, что отличало её от всех.
Женщина задумалась. Видно было, что она судорожно копается в своей памяти, пытаясь выискать хоть какую-нибудь нужную информацию. Родинок таких приметных не было, шрамы — какие они у двухлетнего ребёнка могли быть?
— Есть примета! — при этих словах её лицо прямо засветилось от радости. — У неё на ножке пальчики наполовину сросшиеся — мизинчик и безымянный.
Не откладывая дело в долгий ящик, все вместе под руководством Ивана Григорьевича взялись за поиски героини той газетной статьи…
История эта была необычной для Лоева. Она служила подтверждением тому, что время не властно над людьми, разлученными войной: если они живы, то обязательно найдут друг друга. О встрече мамы и дочки через 20 лет даже собирались снять документальный фильм. Мне поручили вместе с пионерами нашей школы встречать гостей из Москвы, которые собирались присутствовать при этом событии. Вот и направились мы к Ольге.
Жила женщина в маленьком домишке, похожем на «хатку-мазанку». Возможно, что своими силами и делала его как могла. Внутри особо развернуться негде было, присели мы с ребятишками на «призьбу» в ожидании. Тогда-то Ольга и рассказала мне, как «похоронила» свою дочку меньшую.
…Многие в те времена старались во время боёв спрятаться подальше от домов — понимали, что в первую очередь бомбить будут город. Вот и Ольга, взяв за руки своих девчонок, — Марии тогда было около 5 лет, а Лидочке — 2 года — отправилась на поиски убежища где-нибудь в лесу. С трудом пробирались по какому-то хмызняку из Лоева. Вокруг страх что творилось: снаряды рвутся, земля комьями в разные стороны разлетается, крики, стоны — не разобрать, куда лучше бежать. И тут снаряд рядом разорвался. Подняла Ольга голову — девчонки её лежат. Маня окровавленная стонет, плачет, а Лидочка вообще без движения застыла. Голоси, мать, или не голоси, а слезами им не поможешь. Перенесла женщина младшенькую под куст, а старшую, раненую, но живую, схватила на руки и бегом бросилась прямо к солдатам — у них аптечки, бинты, медсёстры. Добежала, на колени рухнула:
— Спасите ребёнка, ради Бога! — слёзы душат, слово сказать невозможно.
Ольгу успокоили, сказав, что ранение не опасно для жизни девочки, рану обработали, перевязали. Попросила женщина приглядеть за Марией, пока она найдёт тело меньшенькой дочери. И пошла искать. Пришла к тому месту, где всё случилось, а под кустом нет никого. «Может, куст не тот», — подумала женщина, подбежала к другому — тоже никого. Металась от куста к кусту долго, пока солдатика не встретила, видимо, из тех, кто после боя тела погибших предавал земле.
— Что ты ищешь тут? — спросил солдат.
— Да вот, доченька тут лежала под кустом… Найти не могу, — слёзы с новой силой хлынули из глаз.
— Не ищи. Вон, видишь большая могила, там твоя доченька. Мы всех убитых военных и штатских в одной могиле похоронили. Будешь сюда приходить, поминать.
Обезумев от навалившегося горя, Ольга и не подумала, что надо спросить: какого возраста девочку похоронили и в чём была одета. Поверила и жила с этим горем все 20 лет, одна растила дочку, ведь муж тоже погиб на фронте. А оказалось — жива Лидочка!
…Встреча, конечно же, была очень эмоциональной и взволнованной. Мария Василькова (Лида) приехала с приёмной мамой (папа уже к тому времени умер). Было много слёз, воспоминаний, рассказов о сложившихся судьбах. Лида осталась в семье, которая за 20 лет стала родной, но переписывалась и приезжала к близким людям, но это уже другая история.
Людмила КРАВЦОВА, «ЛК».