Прошли годы, десятилетия, а я по-прежнему думаю о двух ленинградских мальчиках. Один из них – Дима, который вырос, стал Дмитрием, окончил Белорусский политехнический институт, жил и работал в Минске, а второй – Толя, который так и не вырос…
В начале 80-х годов прошлого столетия я был в командировке в Санкт-Петербурге, который тогда назывался Ленинградом. В свободное время гулял по Невскому проспекту, Дворцовой площади, знакомился с красотами города-музея. Однажды присел отдохнуть в скверике неподалеку от Исаакиевского собора, который в то время был на реставрации.
На скамейке сидела пожилая женщина, аккуратно, со вкусом одетая. Спросила, откуда я приехал. Услышав, что из Минска, оживилась:
– А там живет мой старший сын Дима…
– А младший? – не удержался я.
– Младший… – На глазах у женщины появились слезы. Помолчав немного, она заговорила:
– Вы же, наверное, знаете, как страдали ленинградцы во время войны. Гитлеровцы планировали стереть с лица земли наш город. Осенью 1941 года он оказался в кольце блокады. Немецкая авиация разбомбила склады, где были почти все запасы продовольствия.
– Да, я знаю, город сильно пострадал, но выстоял, – отозвался я. Добавил, что в своих воспоминаниях маршал Жуков писал: история войн не знала такого примера массового героизма, трудовой и боевой доблести, какую проявили защитники Ленинграда. Гитлеровцы подвергли город жестоким бомбардировкам и артобстрелам, пытались покончить с населением и защитниками, уморив их голодом и холодом. Ленинградцы на протяжении девятисот дней жили в блокаде, страдали, но, как могли, спасали свой город.
– Представьте, мне все это пришлось пережить! – продолжала женщина со слезами на глазах. – В сорок первом с наступлением зимы прекратилась навигация по Ладожскому озеру, движение полуторок организовали по льду, но фашисты простреливали Дорогу жизни. Жителям выдавали паек: 125 граммов хлеба в день на человека. Замерз водопровод, воду приходилось набирать ведрами из Невы. Топлива и электроэнергии не было. Первая зима была самой тяжелой и драматичной, от истощения и холода ленинградцы умирали сотнями и тысячами. А в январе сорок второго года началось заболевание пеллагрой, гибли целые семьи.
Мой муж был в это время на фронте, уже в конце войны я получила похоронку. А сама я работала на заводе, мы выпускали снаряды для советской артиллерии. Дома были два моих малыша – Дима и Толя. Погодки, Диме было пять, а Толе четыре года. Особенно переживала за Толю: от рождения он был слаб здоровьем, часто болел. А тут холод и голод. На глазах у меня ребенок чах. Все продукты, которые получала, делила между малышами. Потом поняла, что если буду так и дальше делать, то не выживут оба. Однажды принесла паек и чуть-чуть больше дала Диме. Это заметил Толя. Вы бы видели его глаза! Больше я так не делала – не показывала паек вообще. Тайком стала подкармливать Диму, чтобы хоть его спасти. К весне Толи не стало…
Женщина совсем расплакалась. Мне стало не по себе.
– Ой, извините, что я вам такое рассказываю. У самой с тех пор сердце постоянно ноет. Утешает лишь то, что хоть один сыночек – Дима – остался жив. Теперь работает на Минском тракторном заводе. Часто приезжает меня навестить, а я езжу в гости к его семье в вашу столицу.
– А переехать на жительство к сыну не желаете? – несколько неуместный вопрос задал я.
– Сын уговаривает, но я так привыкла жить в коммуналке, здесь у меня старые подруги, которые тоже хлебнули горя, но выжили. Мы любим свой город, и после всего, что пережили, нам страшно расставаться, будем держаться вместе до конца…
gp.by
