Люди и судьбы
Совсем недавно наш Лоев праздновал очередную годовщину освобождения от немецко-фашистских захватчиков. Именно в это время 66 лет назад у каждого из лоевчан вновь воскресла и окрепла надежда на то, что советский народ выстоит, победит в этой войне, навсегда и безвозвратно изгонит со своей земли оккупантов, сможет вновь ощутить радость счастливой мирной жизни. В числе тех, кто искренне разделял тогда эту радость, был и участник Великой Отечественной войны Анатолий Тимофеевич Пинчук. В первые её годы он был обычным 15-летним мальчишкой, но испытания, свалившиеся тогда на весь советский народ, заставили его чересчур быстро повзрослеть, стать в число защитников своего Отечества. Время было непростое. Это понимали даже дети.
ПЕРВЫЕ ДНИ ЛИХОЛЕТЬЯ
— В первые дни Великой Отечественной веяний войны в Лоеве почти не ощущалось, — вспоминает Анатолий Тимофеевич.— Правда, всё больше росла тревога, страх неведенья. Люди чаще стали собираться в кучки и делиться новостями, а больше слухами и сплетнями о том, чего можно ждать от навалившейся беды. Вскоре в наших краях появились первые беженцы с западной части страны. Их останавливали, окружали со всех сторон, расспрашивая о том, какие-сякие из себя немцы, какое оружие у них, техника, свирепствуют ли, убивают ли мирное население. Толки были разные, но каждый понимал, что ничего хорошего от прихода чужаков ждать не приходится. И опасения эти вскоре подтвердились.
23 июля 1941 года. Именно в этот день впервые бомбили Лоев. Здесь не было никаких стратегических объектов, интересующих немцев. Причиной бомбежки послужило то, что в конце улицы Водницкой (ныне ул. им. Б. Царикова) расположился батальон красноармейцев. Бомбы были сброшены именно сюда. Казалось, и земля, и небо содрогнулись от боли и беспомощности перед нечеловеческой жестокостью. Пострадало и мирное население. Едва заслышав пронзительный вой летящих бомб, их оглушительные разрывы, люди не прятались, не бросались в панике врассыпную, а… бежали туда, где бомбили.
— Кто спешил туда в страхе за судьбы своих близких, — рассказывает ветеран, — кто бросался на помощь пострадавшим. Мы же, пацанята, изо всех сил мчались на Водницкую улицу из-за простого мальчишеского любопытства. Но вскоре это чувство сменили страх и ужас.
На всю жизнь запечатлелись в памяти А. Т. Пинчука жуткие картины, увиденные в те страшные дни на улицах родного Лоева. Первыми бросились в глаза окровавленные тела двух убитых женщин, затем —покореженные дома, заборы, глубокие воронки от бомб. Навстречу им бежал мужчина с раненным ребенком на руках. Это была девочка, лет восьми. Её рука неестественно свисала вниз, из неё сочилась кровь.
— Врачам удалось спасти ей жизнь, — рассказывает Анатолий Тимофеевич. — Она поправилась, пережила всю войну, окончила школу, пед- институт и проработала в Лоеве директором школы до самой пенсии. Это была Надежда Трофимовна Моторная.
А сколько их — мужчин, женщин, стариков, детей — погибло в первый и последующие дни бомбежек, за годы, которые пришлось жить под тяжелой пятой оккупантов, в упорных сражениях за мир и свободу. Это было лишь первое крещение войной для нашего Лоева.
ЛОЕВ В ДНИ ОККУПАЦИИ
Первые бомбежки посеяли среди населения ужас и панику. Лоев в страхе ожидал прихода врага и всё же продолжал жить пусть тревожной, но трудовой жизнью. Действовал речной порт, ходили пароходы, плавали баржи, всё активнее работали комиссары военкомата, отправляя мужчин в тыл на сборы.
— Тогда же ушли на фронт мои дяди и старшие братья, — вспоминает ветеран. — Не сидели без дела и работники НКВД: начались репрессии. Начальником НКГБ был составлен список на 56 «неблагонадежных» людей, жителей Лоева. Все, кто из них к тому времени не успел уйти на фронт или эвакуироваться, были арестованы и расстреляны без всякого суда и следствия. На месте их гибели, загублено было 18 человек, поставлен мемориальный крест (у подножия Мазанкового рва). Оставшиеся в живых вернулись с войны с медалями и орденами за мужество, за защиту Родины. Вот вам и неблагонадежные.
Наши войска отступали. Горько было смотреть на изможденных измотанных красноармейцев, устало шедших к переправе. Лошади тащили пушки, повозки с армейским имуществом. Переправлялись через Днепр и уходили к железной дороге. Вражеские самолеты бомбили переправу.
В августе 41-го пришли немцы. Не пришли, а приехали. На машинах, танках, бронетранспортерах. Всего несколько дней потребовалось на то, чтобы построить, собрать мост из понтонов и металлоконструкций. Мы с большим любопытством смотрели на это никогда не виданное раньше чудо военной техники.
Поначалу немцы нас не трогали. Мы с удивлением наблюдали за ними — такими сытыми, холеными, довольными, казалось, вполне добродушными. Многие из солдат играли на губных гармошках, громко гоготали, угощали нас, детвору и подростков, конфетами, сигаретами. Признаться, я тогда и представить себе не мог, что через каких-то два года мне придется сражаться с ними с винтовкой в руках. Какое это будет измотанное, озлобленное зверье. Куда поденутся их холеность, сытость и надменные улыбки. Но это было потом. А пока…
В конце августа-начале сентября 1941 года они, веселые и самодовольные, ушли из Лоева. Ушли их машины, танки. Был разобран мост, от которых не осталось и следа. И приехали к нам уже совсем другие немцы — каратели. Открыли комендатуру, жандармерию, создали полицейский участок, набрали отряд полицаев. Появилась местная власть: был назначен староста, бургомистр, его заместители. Начались сплошные поборы по дворам, под предлогом сбора провианта грабились дома. Это были уже другие методы, истинно фашистские. Они породили новые страхи у мирного населения. Но не только страх перед врагом ощущали люди. Вместе с ним в душах возрастала ненависть к пришельцам.
А фашистов, похоже, это нисколько не беспокоило. Наоборот. С каждым днем они становились всё злее, алчнее, кровожаднее. Первый их удар обрушился на еврейское население. Их собрали со всех окрестностей, переправили через Днепр и погнали под конвоем полицаев в Новобелицу. Никто из этих людей не остался в живых, не вернулся ни во время, ни после войны. Один из полицаев как-то сказал, что всех их побили по дороге, никого до места назначения так и не доставили.
Позже начались аресты и среди других неугодных гитлеровцам людей. Кого избивали и отпускали, а 8 человек мужчин расстреляли. Это был открытый «показательный» расстрел — для устрашения населения. Каждый день оккупации приносил лоевчанам новые беды, новые жертвы, новые ужасы. Но люди трудились, собирали на полях остатки урожая — надо было как-то выживать. И вместе с тем всё чаще задумывались о том, как и чем помочь своим соотечественникам, сражавшимся с врагом на фронте и в партизанском отряде, как изгнать ненавистную нечисть с родной земли. Такими мыслями жили и взрослые, и дети.
— Мы с товарищами тоже собирали оружие, винтовки, патроны, гранаты, — улыбается Анатолий Тимофеевич. — Планировали создать свой отряд, но вмешались взрослые, и всё собранное оружие пришлось переправить партизанам.
Ненависть к врагу осталась в детских сердцах, она терзала ребят также сильно, как и чувства голода, холода, страха, которые сеяла вокруг война. Не легче приходилось и взрослым. Оккупация и новые порядки разделили людей на две части. Одни, рискуя жизнью и детьми, старались всячески содействовать партизанам, с нетерпением, а больше c надеждой ожидали кардинального поворота войны, прихода наших войск. Другие стали полицаями, доносили фашистам на всех неугодных. По их доносам вызывали, арестовывали, зверски избивали, расстреливали.
— Не минула эта участь и меня, — вздыхает А. Т. Пинчук. — Случилось это в 42-м. Гитлеровцы тогда подогнали баржу, согнали людей, в основном молодежь и подростков, и заставили грузить металлолом. Мы долго работали, а когда немец объявил перерыв, нас отвели в какую-то каюту и оставили «отдыхать». Здесь я нашел кусочек мела и нарисовал на двери череп на немецкой каске со свастикой на лбу. За эту провинность меня отволокли в участок и жестоко избили. И сейчас об этом вспоминать жутко: били не жалея, особенно усердствовал полицай по фамилии Воробей, родом из деревни Хоминка. Позже я долго ходил по улицам Лоева с наганом, искал с ним встречи, но не нашёл. После войны он где-то затерялся, и только в 70-х его задержали, судили. На суд я не пошел: и без меня было кому его обвинять, он загубил очень много жизней, куда было мне соваться с жалобами о побоях.
Спустя некоторое время мне пришлось вновь побывать в помещениях комендатуры. Мурашки бежали по спине от осознания того, сколько людей загубили-замучили в этих стенах. После освобождения моя мать была в комиссии по раскопкам, которые проводили во дворе полиции. Сколько человеческих останков там нашли — не рассказать: мужчины и женщины были забиты до смерти тупыми предметами, заколоты штыками, а малых детей зарывали в землю живьем. Чтобы избежать подобной участи, мне и моим родителям, заранее предупрежденным Булыгой, одним из сочувствующих населению полицаев, пришлось в спешке покинуть родной дом. Было это 2 апреля 1943-го. И дорога тогда была одна — к партизанам.
ИСПЫТАНИЕ НА ПРОЧНОСТЬ — ДО И ПОСЛЕ ВОЙНЫ
Так в неполных 17 лет А. Т. Пинчук попал к народным мстителям, в отряд «За Родину», располагавшийся в ту пору в Амельковских лесах, на Зеленом острове. Тогда под свою опеку его взял старый отцовский друг — Павел Тимофеевич Горленко. По его «протекции» паренек был «сосватан» сначала проводником в десантно-диверсионную группу, а потом и ему выдали чехословацкую форму, которой были обмундированы все в этом подразделении. Вместе ходили на задания, участвовали в боях и перестрелках, далеко не всегда удачных — наглядеться пришлось всякого. В одну из операций, когда вдвоём с советским лётчиком В. Вишневским пытались взять вражеского парашютиста, получил ранение — немец выстрелил мальчишке в руку, когда тот пытался выбить направленное на него оружие. Даже сейчас, спустя более шести десятков лет, пуля всё ещё находится в запястье ветерана, напоминая ему о пережитом.
Рисковать жизнью А. Т. Пинчуку приходилось ещё не раз — до окончания войны и… после, когда из-за своей молодой любознательности пытался поразмышлять вслух над вопросом о том, многим ли отличаются между собой немецкий фашизм с его подразделениями СС, гестапо и советский социализм с его органами НКВД. Эта его «болтливость» «потянула» на 10 лет заключения и тяжелейших работ на урановых рудниках (статья 58 п.10). Вот так легко и просто из народного защитника, проливавшего кровь за свою страну и свой народ, Анатолий Тимофеевич был превращен во врага этого же народа. Лучшие свои годы, когда так хотелось жить, любить и быть любимым, так хотелось счастья и свободы, пришлось провести на чужбине, в нечеловеческих условиях — там, где заключенные не знали ничего другого, кроме каторжных работ, голода, холода, оскорблений и издевательств, где человеческая жизнь не стоила и ломаного гроша. Единственным развлечением и отдушиной для его чуткой творческой натуры были часы, проведенные за написанием стихов, новелл, мемуаров, каждая строчка которых пронизана рассуждениями о превратностях людских судеб, о стремлении к любви и свободе, о человеческих достоинствах и пороках. Часть этих рукописей смог увидеть вновь лишь около 15 лет назад, когда на прежний адрес, в дом, где когда-то жил его отец, пришла посылка от его старого знакомого, бывшего кладовщика лагеря из вольнонаемных Кузьмы Андреевича Симдякова. Именно ему А. Т. Пинчук оставил свои бумаги, когда его переводили в другой лагерь — на строительство асфальтного завода. Сколько волнений и тяжких воспоминаний пробудили в сердце бывшего партизана и политзаключенного эти пожелтевшие от времени листки бумаги с расплывшимися местами записями! Такое не забывается… Да и как забыть эти 7 лет? 7 долгих лет, на протяжении которых он жил одной лишь надеждой — вернуться когда-нибудь на родную и любимую всем сердцем Лоевщину, туда, где дует свободолюбивый ветер, где вольно катит свои воды Днепр, где его ждут близкие и родные ему люди. Но ждать пришлось долго. Лишь отбыв две трети предусмотренного приговором срока, спустя те самые 7 лет, он был условно-досрочно освобожден и смог вернуться на родину. 
Увиденного и пережитого этим человеком хватило бы не на один десяток нелегких горьких судеб, но и эти тяжелейшие испытания не сломили дух А. Т. Пинчука — сильного, честного, принципиального человека. Несмотря ни на что, он выжил, выстоял и при этом сумел сохранить лучшие человеческие качества, в числе которых — искренняя доброжелательность к окружающим его людям, чуткость к их страданиям, постоянная готовность помочь каждому, кто попал в беду… Мало кто в наше время способен ценить свободу и независимость так же высоко, как Анатолий Тимофеевич Пинчук.
Всю свою последующую жизнь он, казалось, старался наверстать то, что упустил за долгие годы военного лихолетья и не менее тяжкий период репрессии. Человек всесторонне грамотный, начитанный, неравнодушный, с острым чувством юмора, необычайно интересный собеседник. А ещё — искренне увлеченный множеством самых различных занятий — изобретательством, охотой, резьбой по дереву. Многие вещи в его доме красноречивее любых слов характеризуют своего хозяина. Со всех стен и уголков то и дело отзываются различными «голосами» многочисленные ходики, в коллекции ветерана около 20-ти экземпляров различных часов, многие из которых он, бывший часовой мастер КБО, смастерил собственноручно. Есть здесь и картины, и сувениры, подаренные Анатолию Тимофеевичу его друзьями, а ещё множество книг, к которым он тяготел с самого детства. Дети, внуки, друзья часто навещают ветерана, который больше года (в мае 2008-го похоронил жену) живет один. Его гостеприимный дом всегда открыт для людей, для искренней и откровенной беседы. Рассказать ветерану есть о чем.
Текст и фото Ольги КОЛЕДЕНКО.
НА СНИМКАХ: участник Великой Отечественной войны А. Т. Пинчук; каждая «безделушка» в доме ветерана говорит о его любви к жизни.
